Н. А. Добролюбов в воспоминаниях современников
Мазуренко И. П.: Из литературных воспоминаний. Отрывок

Н. Н. МАЗУРЕНКО

... Я живо помню мое первое посещение Добролюбова.

Жил он тогда в Колокольной улице¹. Хотя за несколько месяцев перед тем он ездил для поправления здоровья в Крым², но пользы от этого было мало. Бледные щеки, впалые глаза и слабый кашель по временам выдавали развитие недуга, который вскоре после того свел его в могилу.

Ждать пришлось не более двух-трех минут.

Познакомившись с Добролюбовым, я напомнил ему его двухдневное пребывание в Харькове, по дороге из Крыма обратно в Петербург. Он оставался там для свидания с школьным товарищем Самсоновым³, бывшим прежде учителем гимназии, но бросившим педагогическую деятельность для сцены и очутившимся в Харьковской театральной труппе.

Там же, в Харькове, Добролюбова познакомил Самсонов с капитаном генерального штаба Сергеем Ивановичем Турбиным, написавшим, между прочим, очень сценическую вещь "Картинка с натуры"⁴. Самсонов же познакомил Добролюбова с Дмитриевым Иваном Ивановичем, который вскоре после того приехал в Петербург и сначала по протекции Степанова работал в "Искре", а затем, когда Степанов начал издавать "Будильник", сделался в нем главным сотрудником. Дмитриев приехал в Петербург без всяких средств, без копейки денег, но его быстро поставили на ноги сначала Курочкин, потом Степанов. Отношения к работникам пера были далеко не теперешние.

Я передал статью мою Добролюбову, убедительно прося прочесть, если возможно, скорее, так как уезжаю из Петербурга в деревню. Это была драма, написанная мною в Париже.

Дня через три прихожу я снова к Добролюбову. Минуты через две он вышел из кабинета в свою маленькую гостиную с моей рукописью в руках и тотчас, не ожидая вопроса, вычитав этот вопрос в глазах моих, начал говорить о моей драме.

Тихим голосом, не спеша, лаская взором, говорил Добролюбов и, не подбирая, объяснялся в выражениях, не уязвляющих авторского самолюбия.

-- Прочел я вашу драму. В ней есть несколько прекрасных, интересных сцен, но в целом она невозможна. Не говоря уже о том, что вы не только забыли, но,-- мягко улыбаясь, добавил Добролюбов,-- как будто никогда не слыхали, что у нас существует цензура и что никогда, ни под каким видом не пропустит чего-либо подобного тем мыслям, которые вы высказываете; помимо этого, вы, очевидно, так молоды, так наивны, что ни малейшего понятая об окружающей вас жизни русской не имеете. Все это отражается ярко в вашей драме. Вы, вероятно, долго жили за границею,-- закончил Добролюбов.

Сосредоточенно, почти с благоговением слушая Добролюбова, я едва пробормотал: "Да, это верно..." -- и задумался.

Наступила пауза.

Вдруг я порывисто схватил со стола мою злосчастную драму и начал рвать ее на куски, что было не легко, так как сшитая тетрадка была толстовата.

Я вскочил, крепко жал руку Добролюбова, горячо и искренно благодарил его и вышел.

Чрез несколько месяцев, принося мелкие статейки, я еще заходил два-три раза к Добролюбову, но старался ограничиваться пятью минутами разговора, замечая его болезненное состояние. Случалось встречать у него Пятковского, Успенского, тогда еще новичков. У Добролюбова же я познакомился с М. А. Антоновичем, который уже пристраивался в то время в "Современнике"; после смерти Добролюбова он получил заведование каким-то отделом⁵, а заведование беллетристическим отделом перешло к М. Е. Салтыкову. <...> С Пятковским, который был тогда еще студентом, я познакомился у Добролюбова. Пятковский просил работы, а затем приносил какие-то статейки. У Добролюбова же я встретился с Гайдебуровым, который собирался издавать "Неделю". Кажется, у его жены была библиотека для чтения.

Там же, у Добролюбова, я познакомился с Боборыкиным, когда он принес ему свою драму "Ребенок". Отзыв Добролюбова о "Ребенке" был почти такой же, как и о моей злосчастной драме. После того "Ребенок"⁶

<1901>

Примечания

Николай Николаевич Мазуренко (1840 -- после 1914) был исключен из Харьковского университета за участие в студенческих волнениях. В период 1859--1862 гг. он несколько раз ездил за границу, где установил контакт с Герценом, был корреспондентом "Колокола".

Мазуренко приехал, из Харькова в Петербург с письмом бывшего товарища Добролюбова по Главному педагогическому институту, актера Л. Н. Самсонова. "Мой хороший знакомый Мазуренко очень желает познакомиться с Вами",-- писал Самсонов в этом письме No 229). Знакомство состоялось, по-видимому, летом 1861 г. Е. Г. Бущканец предполагает, что Мазуренко выполнял для Добролюбова, а потом для Чернышевского конспиративные поручения (Бушканец Е. Г. Кто такой "Даниил"? -- Вопросы истории, 1954, No 11, с. 110--111). Это предположение находит косвенное подтверждение в поведении Мазуренко: он в день ареста Чернышевского поспешно уехал в имение матери, а потом за границу. (см.: Рейсер С. А. Вокруг Чернышевского. -- Прометей, 1969, No 7, с. 246--249).

Печатается по тексту: журн. "Исторический вестник", 1901, No 12, с. 1064--1065, 1070, где было опубликовано впервые с подписью "Н. М--ко",

¹ Добролюбов после возвращения из-за границы жил на Литейной проспекте, ныне дом No 32. На Колокольней улице он никогда не жил.

²

³ См. с. 274 наст. изд.

⁴ "Сцены из военно-походной жизни" С. И. Турбина были напечатаны в "Русской сцене", 1864, No 9.

⁵

⁶ Драмы П. Д. Боборыкина "Ребенок" была напечатана в "Библиотеке для чтения", 1861, А6 4. Таким образом, Мазуренко ошибается: приносить ее Добролюбову после августа 1861 г. Боборыкин не мог.