• Приглашаем посетить наш сайт
    Григорьев С.Т. (grigoryev-s-t.lit-info.ru)
  • О Плавте и его значении для изучения римской жизни.
    Вступление

    Предисловие
    Вступление
    Часть: 1 2
    Примечания

    Т. МАКЦИЙ ПЛАВТ

    ВСТУПЛЕНИЕ

    Замечание об аналогическом отношении, в каком находятся между собою история римская и русская, сделалось почти общим местом. Замечание это применялось и к внешнему расширению границ, и к внутренней администрации, и к бытовым отношениям, и даже к семи холмам, которые у нас заменены семью морями с немолчным плеском и с маленькой натяжкой. Но едва ли где такая аналогия может быть проведена так полно и последовательно, как в отношении к литературе обоих народов. Здесь и там собственные народные начала -- в песнях и преданиях нескольких, сплочённых в одно народов, теряются в дальнейшем историческом развитии. Там и здесь отражается эта gravitas, {Серьезность (лат.). -- Ред.} строгость народного характера в соединении с злым остроумием. Там и здесь искусственная литература служит не к выражению внутренних, глубочайших стремлений и потребностей сердца, а для внешне утилитарных целей, -- качество, от которого наша литература начинает избавляться только со времени Пушкина и которое в латинской замечено впервые, кажется, г-жою Сталь. {L'utilité est le principe-créateur do la littérature latine... "De la littérature considérée [dsms les rapports sociales", 1800, p. 141 (Полезность является творческим началом латинской литературы... "О литературе, рассматриваемой в ее общественных связях", 1800, стр. 141 -- франц. -- Ред.)} В обеих литературах та же подражательность и, наконец, то же развитие преимущественно отрицательного направления в поэзии: комедии и сатиры живы, метки и близки к народному быту -- трагедии и поэмы скучны, вялы и заоблачны. Самое развитие комического начала довольно близко сходится в обеих литературах. Начало комедии, как у римлян, так и русских, скрывается в народных праздничных перебранках, о существовании которых в Италии знаем мы по свидетельствам Т. Ливия и Горация {Titus Livius, VII, 2. Horatii ер. II, 1, v. 139.} и которых остатки у нас доселе видим в наших обрядовых и хороводных песнях. Затем является в Риме этрусская комедия (364 г. до р. Хр.), напоминающая собою первые представления мистерий в России. После этого с быстротою развития, которую находим только в латинской и русской литературе, -- через сто лет с небольшим является в Риме (250 л. до р. Хр.) правильная комедия в произведениях Ливия Андроника и Невия, и менее чем через пятьдесят лет после Невия она достигает высшего своего развития в Плавте. Но при всем своем литературном достоинстве комедия не может освободиться от ярма подражательности, и как Плавт, так и непосредственно за ним следовавший комик Теренций -- воспроизводят греческие мифы, берут греческие сюжеты, выводят на сцену греческие нравы и лица с греческими именами. И при всем том зрители довольны -- зрители узнают в этих переделках самих себя и свои нравы, потому что и нравы-то их были не что иное, как переделка с греческого, более или менее искусная... Кто не увидит в этом близкого сходства с судьбами развития нашей собственной комедии? Кто не заметит этой близости в самом характере подражания, выражающемся в комических произведениях того или другого народа? Наши Сумароковы, Херасковы, Княжнины и т. п. были такими же подражателями в своих комедиях, как и в трагедиях и пиимах (так! -- Ред.): но в трагедиях их лица не только на русских, но и ни на каких людей и вообще ни на что не похожи; в комедиях же сквозь французскую форму, дидактические сентенций, классическую постройку с слугами-пролазами, наперсниками, дядюшками и всякого рода богами ex machina4 представителем является нам Плавт, а за ним Теренций. Только в отношении к самобытной, народной комедии оказались мы счастливее римлян. Мы имеем Фонвизина, Грибоедова и Гоголя; а у римлян только в самом конце II века до р. Хр. явился вполне замечательный писатель comoediae togatae5* Л. Афраний, да и о том Гораций сказал не без оттенка иронии, вероятно весьма основательной:

    Dicitur Afrani toga convertisse Menandro.1

    Horatii ер. II, 1, v. 57. Говорят, что тога Афрания хорошо пришлась Менандру.

    Афраний, должно быть, как некий славянофил новейших дней, принялся за римскую народность по примеру греческих образцов... Если бы уцелели доныне его произведения, они, вероятно, представили бы поучительный урок некоторым из приверженцев русской тоги, состоящей в армяке и тулупе... Но, к сожалению, вся комедия togata существует теперь только в нескольких незначительных отрывках. И конечно, это недаром. Исчезновейие всех произведений этого рода не могло быть случайно, и лучшее его объяснение, кажется, заключается в том, что этими творениями очень мало интересовались, мало их переписывали, потом совсем забыли и оставили сгнить в пыли и сырости книгохранилищ... Видно, римские правы сами по себе еще менее имели оригинальности, а исторические обстоятельства еще менее способствовали развитию комического начала там, чем у нас, в России послепетровской...

    прямо и непосредственно принадлежало к нравам римского общества. Вероятно, многое в латинских переделках осталось таким, каким было в греческих подлинниках. К сожалению, и с этой стороны почти не представляется возможности точно определить, что принадлежит грекам и что римлянам, потому что греческая комедия, служившая источником римским комикам, тоже почти вся погибла... Остается руководствоваться аналогическими соображениями и теми данными, какие представляются в других произведениях латинских писателей, говоривших о нравах своего времени. Я бы не решился принять на себя такого труда, требующего обширного знакомства с литературой не только латинской, но и греческой, если бы этот предмет не представлялся мне уже разработанным в трудах германских ученых. Пользуясь их замечаниями, я только прибавлял к их указаниям те свидетельства о быте и нравственности римского общества, какие находил у Плавта. В этом состояла главная цель, для которой принялся я за изучение знаменитого римского комика. Но, представляя богатые материалы для моей частной задачи, -- сам писатель не мог остаться для меня лицом мертвым, не мог не возбудить участия к его личности и сочувствия к его произведениям. Думая, что то же самое чувство может он возбудить во всяком читателе, я почел не лишним и даже нужным -- прежде показания общественного значения Плавта представить несколько замечаний о его жизни, литературной деятельности, характере и достоинстве его произведений собственно в литературном отношении и, наконец, о том значении и влиянии, какое имел Плавт в свое время и в последующие века. {В фактическом отношении я пользовался при этом материалами, собранными Ритшелем, в его "Parergon Plautinorum Terentianorumquc",6* в литературной же оценке имел в виду суждения Лессинга7* и отчасти Веккора: "De comicis Romanis fabulis, maxime Plautinis quaestiones", Lips., 1837 ("О пьесах римских комедиографов, особенно о Плавте", Лейпциг, 1837 -- лат. -- Ред.).}

    Предисловие

    1 2
    Примечания

    Раздел сайта: