Когда же придет настоящий день?
Примечания

ПРИМЕЧАНИЯ

Впервые опубликовано в "Современнике", 1860, No III, отд. III, стр. 31--72, без подписи, под названием "Новая повесть г. Тургенева" ("Накануне", повесть И. С. Тургенева, "Русский вестник", 1860, No 1--2). Перепечатано под названием "Когда же придет настоящий день?", с существеннейшими дополнениями и изменениями основного текста, особенно во второй части статьи, в Сочинениях Н. А. Добролюбова, т. III. СПб., 1862, стр. 275--331. Автограф неизвестен.

стилистического порядка, сделанные Добролюбовым в процессе правки корректур журнальной редакции статьи.

Первоначальная редакция статьи была запрещена цензором В. Бекетовым около 19 февраля 1860 г. в корректуре {См. письмо В. Н. Бекетова к Добролюбову от 19 февраля 1860 г. с отказом "пропустить ее в том виде, как она составлена". -- "Заветы", 1913, No 2, стр. 96.}. Добролюбов вынужден был сильно переработать статью, но и в смягченном виде она не удовлетворила нового цензора Ф. Рахманинова, просматривавшего ее с 8 по 10 марта 1860 г. в гранках {Гранки эти сохранились в бумагах А. Н. Пыпина (Институт русской литературы АН СССР). Их подробная характеристика дана Н. И. Мордовченко в разделе вариантов Полн. собр. соч. Н. А. Добролюбова в шести томах, т. 2. М., 1935, стр. 652--657" О дискуссионности в данном случае текста 1862 г. см. наши соображения в статье "Старые и новые издания сочинений Добролюбова" (наст. изд. стр. 555--556),. а также заметки М. Я. Елинчевской "Статья Н. А. Добролюбова "Когда же придет настоящий день?"" ("Русская литература", 1965, No 1, стр. 90--97).}. Добролюбову пришлось вновь приспособить свою статью к цензурным требованиям. Несмотря на все эти переработки, статья после напечатания привлекла внимание Главного управления цензуры, квалифицировавшего ее 18 июля 1860 г., а также другую работу Добролюбова "Заграничные прения о положении русского духовенства" и "Антропологический принцип в философии" Н. Г. Чернышевского как произведения, "потрясающие основные начала власти монархической, значение безусловного закона, семейное назначение женщины, духовную сторону человека и возбуждающие ненависть одного сословия к другому" {Н. А. Добролюбов. Полн. собр. соч., т. 2. М., 1935.}. Цензор Ф. Рахманинов, пропустивший статью, получил выговор.

И. С. Тургенев, познакомившийся со статьей Добролюбова о "Накануне" в ее до-цензурной редакции, решительно высказался против ее напечатания: "Она кроме неприятностей ничего мне наделать не может,-- писал Тургенев около 19 февраля 1860 г. Н. А. Некрасову,-- она несправедлива и резка -- я не буду знать, куда бежать, если она напечатается" {И. С. Тургенев. Полн. собр. соч. Письма, т. IV. М., 1962, стр. 41.}. Некрасов пытался склонить Добролюбова к некоторым уступкам, но тот не соглашался. Тургенев также упорствовал в своем требовании. Поставленный перед необходимостью выбора, Некрасов опубликовал статью Добролюбова, и это послужило ближайшим поводом к уже назревшему разрыву Тургенева с "Современником".

Перепечатанная после смерти Добролюбова в третьем томе первого издания его сочинений с новым заглавием и с значительнейшими изменениями текста, статья "Когда же придет настоящий день?" именно в издании 1862 г. была воспринята современниками и вошла в сознание читательских поколений как документ, отразивший эстетический кодекс и политическую платформу революционной демократии. Но и в журнальном тексте статья Добролюбова резко выделялась на общем фоне критических отзывов современников о "Накануне" {Обзор отзывов о "Накануне" см. в примечаниях И. Г. Ямпольского к статье Добролюбова: Н. А. Добролюбов. Полн. собр. соч., т. 2, 1935, стр. 685--688. Ср. Г. В. Курляндская. Романы И. С. Тургенева 50-х -- начала 60-х годов. -- "Ученые записки Казанского университета", т. 116, кн. 8, 1956, стр. 107--113.}.

объективного смысла литературного произведения и считает невозможным сводить его содержание к отражению авторских идей и намерений. При этом, как показывает рассматриваемая статья, критик вовсе не склонен игнорировать замысел произведения и идейную позицию автора. Однако в центре его внимания не столько то, "что хотел сказать автор; сколько то, что ". Добролюбов относится с полным доверием к способности писателя-реалиста подчинять свое художественное воображение ходу самой жизни, умению "чувствовать и изображать жизненную правду явлений". Такой принцип критики поэтому не может быть применен к писателям, дидактически подчиняющим изображение современной действительности не логике жизненных фактов, а "заранее придуманной программе".

Роман Тургенева открывал широкую возможность для формулировки политических задач, которые объективно вытекали из созданной автором картины русской жизни, хотя могли и не совпадать с его личными общественными стремлениями. Главную политическую задачу современности критик увидел в необходимости переменить "сырую и туманную атмосферу нашей жизни" силами русских Инсаровых, борцов не против внешнего угнетения, а против внутренних врагов. В этих прозрачных иносказаниях нетрудно было увидеть призыв к народной революции, во главе которой должны стать мужественные у убежденные руководители, подобные тургеневскому Инсарову.

Но не только в "Накануне" видел Добролюбов у Тургенева "живое отношение к современности". Чуткость "к живым струнам общества" и "верный такт действительности" Добролюбов находил во всем творчестве Тургенева -- в частности, в его трактовке "лишних людей". Пассивные, раздвоенные, рефлектирующие, не знающие "что делать", при всех отрицательных свойствах, они были для него (как и для Тургенева) "просветителями, пропагандистами -- хоть для одной женской души, да пропагандистами" {Характерны строки М. Горького о Рудине: "Мечтатель -- он является пропагандистом идей революционных..." (М. Горький. История русской литературы. М., ГИХЛ, 1939, стр. 176).}. Добролюбов с сочувствием отметил разнообразие этих лиц, каждое из которых "было смелее и полнее предыдущих". Особенно интересно в этой связи истолкование образа Лаврецкого, в котором Добролюбов видел "что-то законно-трагическое, а не призрачное", потому что этот герой столкнулся с мертвящей силой религиозных догматов или, говоря эзоповым языком Добролюбова, "целого огромного отдела понятий, заправляющих нашей жизнью". При этом не только программная сторона творчества Тургенева привлекала Добролюбова, а и то, что он назвал "общим строем" тургеневского повествования, "чистое впечатление", производимое его повестями, сложное и тонкое сочетание в них мотивов разочарования, падения с "младенческим упоением жизнью", их особенное ощущение, которое было одновременно "и грустно, и весело" {М. Е. Салтыков-Щедрин в письме к П. В. Анненкову от 3 февраля 1859 г. заявлял по поводу "Дворянского гнезда": "Да и что можно сказать обо всех вообще произведениях Тургенева? То ли, что после прочтения их легко дышится, легко верится, тепло чувствуется? Что ощущаешь явственно, как общий уровень в тебе поднимается, что мысленно благословляешь и любишь автора? <...> Я давно не был так потрясен, но чем именно -- не могу дать себе отчета. Думаю, что ни тем, ни другим, ни третьим, а общим строем романа" (М. Е. Салтыков (Н. Щедрин). Полн. собр. соч., т. 18. Л., ГИХЛ, 1937, стр. 144).}.

Роман о "новых людях" Добролюбов представлял себе не только как лирическое повествование об их личной жизни. Личная жизнь героев, по идее Добролюбова, должна войти составным элементом в такое повествование, где герой представал бы перед читателем одновременно и как частный человек и как гражданский борец, стоящий лицом к лицу "с партиями, с народом, с чужим правительством, со своими единомышленниками, с вражеской силой". Такой роман Добролюбов представлял себе как "героическую эпопею" и Тургенева считал неспособным создать ее. Его сфера -- не борьба, а лишь "сборы на борьбу" -- об этом Добролюбов сказал в самом начале статьи. Между тем в личности Инсарова, в его характере, в его натуре он находил именно те черты, которые пристали подлинному герою современной эпопеи.

"Накануне", причем сделал это в полемике с Тургеневым. Так, в статье "Николай Владимирович Станкевич" ("Современник", 1858, No IV) Добролюбов выступил против тургеневской морали "долга" и "отречения", выраженной в повести "Фауст" {Об этом см.: Н. И. Мордовченко. Добролюбов в борьбе с либерально-дворянской литературой. -- "Известия Академии наук СССР" Отделение общественных наук", 1936, No 1-2, стр. 245-250.}. Людям старого поколения, понимающим долг как нравственные вериги, как следование "отвлеченному принципу, который они принимают без внутреннего сердечного участия", Добролюбов противопоставил сторонников новой морали, тех, кто "заботится слить требования долга с потребностями внутреннего существа своего". В другой статье -- "Литературные мелочи прошлого года" ("Современник", 1859, No I) Добролюбов вновь развернул антитезу "отвлеченных принципов" и живого, внутреннего влечения и снова положил ее в основу сравнительной характеристики старого и молодого поколений. Разрабатывая идейный и психологический портрет "новых людей", пришедших на смену рыцарям "отвлеченных принципов", Добролюбов видел в современных деятелях людей "с крепкими нервами и здоровым воображением", отличающихся спокойствием и тихой твердостью". "Вообще,-- писал он,-- молодое действующее поколении нашего времени не умеет блестеть и шуметь. В его голосе нет, кажется, кричащих нот, хотя есть звуки очень сильные и твердые".

Теперь, в статье "Когда же придет настоящий день?", характеризуя Инсарова, Добролюбов нашел в нем те самые черты, о которых он писал в свое время, говоря о "молодом действующем поколении", любовь к родине и к свободе у Инсарова "не в рассудке, не в сердце, не в воображении, она у него в организме", "он будет делать то, к чему влечет его натура", притом "совершенно спокойно, без натяжек и фанфаронад, так же просто, как ест и пьет" и т. д. Отмечая с глубоким сочувствием новые черты тургеневского героя, Добролюбов ясно видел, что в данном случае "охвачены художественным сознанием, внесены в литературу, возведены в тип" действительно существующие в жизни явления и характеры, распознанные ранее им самим и увиденные на русской почве. У Тургенева же Инсаров только дружески близок к русским людям, но сложился как тип не в условиях русской жизни.

Это связано было с тургеневским пониманием соотношения человека и среды, и вопрос этот вновь приводил Добролюбова к полемике с автором "Накануне". В статье "Благонамеренность и деятельность", опубликованной четыре месяца спустя после статьи "Когда же придет настоящий день?", Добролюбов выступил против "тургеневской школы" с ее постоянным мотивом "среда заедает человека". У Тургенева человек бессилен против исторических обстоятельств, он подавлен суровой властью социальной среды и потому не способен к борьбе с условиями, угнетающими передовых людей России. Критика тургеневского фатализма среды, подробно развернутая в статье "Благонамеренность и деятельность", налицо и в комментируемой работе. Вопрос о соотношении человека и среды Добролюбов ставит диалектически: те же самые условия, которые делают невозможным появление "новых людей", на известной ступени развития сделают их появление неизбежным. Теперь эта ступень в России достигнута: "Мы говорили выше, что наша общественная среда подавляет развитие личностей, подобных Инсарову. Но теперь мы можем сделать дополнение к своим словам: среда эта дошла теперь до того, что сама же поможет явлению такого человека",-- этими словами Добролюбов намекал на то, что в России уже подготовлена почва для революционного действия. Всякую иную тактику в условиях 1860 г. Добролюбов считал либеральным донкихотством, и это опять-таки звучало полемически по отношению к Тургеневу, который в речи "Гамлет и Дон Кихот", опубликованной за два месяца до статьи Добролюбова о "Накануне", усмотрел черты донкихотства в людях борьбы и беззаветной убежденности, в "энтузиастах" и "служителях идеи". Как бы высоко ни ставил Тургенев людей донкихотского склада, он все же считал, что они сражаются с ветряными мельницами и не достигают своих целей. Поэтому Добролюбов отклонил от себя и своих единомышленников кличку Дон Кихота и вернул ее Тургеневу и сторонникам теории "заедающей среды" {См. Ю. Г. Оксман. Тургенев и Герцен в полемике о политической сущности образов Гамлета и Дон Кихота. -- "Научный ежегодник Саратовского университета". Филологический факультет, 1958, отд. III, стр. 25--29, а также: Ю. Д. Левин. Статья И. С. Тургенева "Гамлет и Дон Кихот". К вопросу о полемике Добролюбова и Тургенева. -- "Н. А. Добролюбов. Статьи и материалы". Ответ. редактор Г. В. Краснов. Горький, 1965, стр 122--163.}.

Быть может, именно полемическая направленность статьи Добролюбова против многих взглядов Тургенева и была воспринята писателем как несправедливость и резкость. Во всяком случае ни общий анализ романа, ни высокая оценка реалистической силы тургеневского искусства не давали повода к такому пониманию добролюбовской статьи. Что же касается "неприятностей", которых опасался Тургенев, то, видимо, по его предположению, они могли возникнуть для него из-за тех революционных выводов, которые извлек Добролюбов из анализа "Накануне". В первоначальной редакции статьи эти выводы были еще более резкими и ясными. Но и в журнальном тексте, а тем более в тексте собрания сочинений революционный смысл статьи был ясно понят как современниками, так и читателями последующих поколений, прежде всего деятелями освободительного движения.

"И. С. Тургенев и русское общество", помещенное в "Вестнике Народной воли", 1884, No 2, говоря о росте революционного движения в семидесятых годах, по сравнению с предшествующим периодом, остановился на статье Добролюбова. "Русские Инсаровы,-- писал он,-- люди "сознательно и всецело проникнутые великой идеей освобождения родины и готовые принять в ней деятельную роль", получили возможность "проявить себя в современном русском обществе" (Соч. Добролюбова, III, 320). Новые Елены не могли уже сказать: "Что делать в России?" Они наполняли тюрьмы. Они шли в каторгу" {См. "И. С. Тургенев в воспоминаниях революционеров-семидесятников", М. --Л., "Academia", 1930, стр. 31--32.}.

"Искра", 1901, No 13) отметила, что в критическом разборе "Накануне" Добролюбову удалось "написать с недопускающей сомнений ясностью свое революционное завещание подрастающей молодежи образованных классов" {В. И. Засулич. Статьи о русской литературе. М., ГИХЛ, 1960, стр. 262. См. там же, стр. 249 о статье "Когда же придет настоящий день?" как о лучшей работе Добролюбова, "всего полнее обрисовывающей самого автора, его настроение, его неудовлетворенную потребность в новых людях и тревожную надежду на их появление".}. В том же номере "Искры" была помещена статья В. И. Ленина "Начало демонстраций". В ней В. И. Ленин, коснувшись Добролюбова, сказал о том, что "всей образованной и мыслящей России дорог писатель, страстно ненавидевший произвол и страстно ждавший народного восстания против "внутренних турок" -- против самодержавного правительства" {В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. V, стр. 370.}. Важно, что в этой общей характеристике Добролюбова как революционного писателя В. И. Ленин опирался на статью "Когда же придет настоящий день?", откуда взята и формула "внутренние турки".

¹ "Doktrin", которая должна была напомнить читателю все стихотворение. Приводим его в переводе А. Н. Плещеева (1846):

Возьми барабан и не бойся,

Вот смысл глубочайший искусства,

Сильнее стучи, и тревогой

Вот смысл глубочайший искусства...
А сам маршируй впереди!

Давно я постиг эту тайну,
Давно барабанщиком стал!

Добролюбов очень ценил этот перевод и последние две его строфы процитировал в рецензии на "Песни Гейне в переводе М. Л. Михайлова" ("Современник", 1858, No V).

² Речь идет, по-видимому, о критике С. С. Дудышкине, который в связи с выходом "Повестей и рассказов" И. С. Тургенева (1856) писал о том, что разбор этих повестей "объясняет прежде всего все колебания и изменения в самом взгляде на жизнь" ("Отеч. записки", 1857, No 1, Критика и библиография, стр. 2. Курсив наш).

"Быть может,-- писал он,-- г. Тургенев даже во многом ослабил свой талант, жертвуя современности и практическим идеям эпохи" ("Библиотека для чтения", 1857, No 3. Критика, стр. 30). Слова, взятые в тексте Добролюбова в кавычки, являются обобщением суждений о Тургеневе критиков либерально-дворянского лагеря, а не точной цитатой.

³

⁴ Добролюбов намекает на то, что по цензурным условиям можно говорить о национально-освободительной борьбе любого народа, кроме тех, которые, как поляки, угнетены русским самодержавием.

⁵ С. М. Соловьев в своих исторических трудах всегда отрицательно оценивал народные движения, видя в них угрозу целостности русского государства. Очевидно, здесь Добролюбов имеет в виду статью С. М. Соловьева "Малороссийское казачество до " ("Русский вестник", 1859, No 2).

⁶ В этой истории отразились некоторые факты бурной биографии И. И. Паржницкого, товарища Добролюбова по Педагогическому институту. Из института он перешел в Медико-хирургическую академию, откуда за нарушение дисциплины был сослан фельдшером на далекую окраину. Затем поступил в Казанский университет, но был исключен и оттуда. Уехал за границу, поступил в Берлинский университет. Сохранились сведения о его участии в Польском восстании 1863 г. См. М. И. Шемановский. Воспоминания о жизни в Главном педагогическом институте 1853--1857 годов. -- В кн.: "Н. А. Добролюбов в воспоминаниях современников". М. --Л., 1961, стр. 59--69, а также в комментариях С. А. Рейсера, там же, стр. 427--428.

⁷ "Московском вестнике" от 9 января 1860 г., No 1: "В Северо-Американских Штатах антагонизм Севера и Юга, аболиционистов и приверженцев рабства разыгрался по поводу предприятия Брауна, возмутившего невольников в Виргинии. Эта насильственная и незаконная попытка решить вопрос о невольничестве не имела успеха; Браун был казнен, и аболиционисты высказали свое неодобрение его поступку, признали необходимость поддерживать рабство негров ради единства федерации. Таким образом Браун скорее повредил тому делу, которому пожертвовал своею жизнью и которое может быть решено только легальным путем" (стр. 9).

⁶ Добролюбов называет персонажей комедий А. Н. Островского: Брусков -- ""В чужом пиру похмелье", Большов -- "Свои люди -- сочтемся", Кабанова -- "Гроза", Уланбекова -- "Воспитанница".

⁷ "Русской женщине" (первоначальное заглавие -- "Моей землячке"). В издании "Стихотворений Ф. Тютчева" (1854), которым пользовался Добролюбов, текст этот не имел названия.