О древнеславянском переводе хроники Георгия Амартола.
III. Филологические замечания о языке перевода Амартола

III
ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ ЗАМЕЧАНИЯ О ЯЗЫКЕ ПЕРЕВОДА АМАРТОЛА¹

1. ЗАМЕЧАНИЯ ОБ ОСОБЕННОСТЯХ И О ДОСТОИНСТВАХ ПЕРЕВОДА В СРАВНЕНИИ С ПОДЛИННИКОМ

¹ Эти замечания должны были составить главную часть моего труда. Занимаясь сличением рукописей славянского перевода для приготовления их ie изданию, предпринятому Академией, я изучил этот перевод в подробностях и сделал много отметок и выписок, касающихся языка перевода. Затем я сличил большую часть его с греческим подлинником, и из сделанных мною отметок составился опять подбор фактов, имеющих значение для некоторых соображений касательно приемов перевода и оттенков значения слов. К сожалению, предварительные работы заняли у меня гораздо более времени, нежели как я ожидал, и потому я не успел привести в стройный, систематический порядок все разнообразие отмеченных фактов. Надеясь доделать эту работу впоследствии, я решаюсь теперь представить только самые главные и общие положения, выведенные мною из рассмотрения перевода. При них представляю я и по нескольку примеров -- более для объяснения, нежели для доказательства. Пять-шесть случаев ничего не доказывают, и на них я никогда не основывал своих положений: каждое из них подтверждается у меня более или менее значительною массою фактов, из которых для настоящего извлечения я брал первое, что попадалось под руку. В особенности наблюдал я, чтобы не брать тех случаев, в которых разные списки не согласны и которые поэтому относятся скорее к переписчику, нежели к переводчику. Впрочем, и из разногласий переписчиков составил я подбор случаев, в которых они, очевидно намеренно, заменяли одно слово или выражение другим. Они помещены у меня в приложении. Другое приложение составляет выбор замечательных слов из перевода, с прибавлением греческих, взятых из соответствующих мест подлинника.

незнания относительно предметов греческой мифологии и философии. Так, переводчик на первой же странице (привожу страницы греческого текста по изданию г. Муральта, а славянского перевода -- по Уваровскому списку), греческое выражение ἡμεῖς δὲ πὰμπαν οὶ τῶν ἒνδον ἀνἀξιοί, δοῦλοι τῶν δοῦλωντοῦ κυρίου ᾑμῶν {Мы же, совершенно недостойные христиан, рабы рабов господа нашего (греч.). -- Ред.} передает таким образом (л. 15 об.): мы же бъшiю сощiи въноутрених недостойни раби рабωмъ бга наше^г. По смыслу всего изложения ἀνάξιοι употреблено здесь вместо ἄναξ -- господин, владетель, а переводчик принял это за отрицательное ἄξιος и перевел: недостойный. В другом месте (стр. 99) ὑγιηνὰ τὰ σώματα {Здоровые тела (греч.). -- Ред.} переведено (л. 72): земная телеса; очевидно, что переводчик ύγιηνός (от υγιὴς, ύγιαίνω) хотел произвести от γᾑ -- земля. Слово παράνοια (безумие -- παρὰ + νοῦς) переводится: беззаконiе -- в нескольких местах, -- явно по смешению с παρανομία (стр. 41, л. 39, No 100 -- л. 40 об., стр. 45, в Увар. ркп. -- пропуск). Κατὰ ςτέρησιν τοῦ καλοῦ φαντασίας (л. 41) переведено: по ωбразоу добраго призора; вероятно, στέρησις произведено переводчиком от στερεός -- постоянный, утвержденный, тогда как оно, происходя от στερεω -- privo, {Лишать (греч. и лат.). -- Ред.} должно бы быть передано здесь: по недостатку. Κατὰ μικρὸν ὑπὰγει {Понемногу отступает (греч.). -- Ред.} (стр. 42) переведено: въ пропасть иды (л. 39). Тут же есть фраза: ὥσπερ κατὰ τὸ λεχϑέν παράδειγμα οἱ εἰς βυϑὸν καταδυόμενοι ὅσον ἐπικαταβαίνουσι τοσούτῳ μάλλον τὸ σκοτεινότερα καί βαϑύτα; {Как по сказанному примеру, погружаясь в глубину, чем дальше спускаются, тем больший мрак и глубину видят (греч.). -- Ред.} в славянском она читается так: икожепредглаголаное сказа (вместо по сказанному примеру) въ глоубиноу сходящий (No 100 -- сходящаго) толма паче темна и глоубльшаа видя^m (No 100 -- видитъ). Ясно, что смысл подлинника не понят. На том же листе: οἱ δέ γε τελειότεροι τὴν ἀσέβειαν... ἐκάλεσαν {Более совершенные в нечестии... назвали (греч.). -- Ред.} переведено: служителници же нечьстивию... нарекоша... На стр. 43: ἐπιϑυμίαν ϑεοποιήσαντες, ἥ δὴ και Ἀφροδίτην καλέσαντες {Обожествил любострастие и назвал его Афродитой (греч.). Δή -- усилительная частица. Διος -- род. падеж от Ζεύς (Зевс). --Ред.} переведено на л. 40: и сладости и желанiя бг~ы створше (No 100 -- створиiа) юже дию и афродита; (No 100 -- афродитъ) нарекше... Переводчик принял здесь частицу δὴ за имя бога Διὸς... διὰ τιμὴν τῶν ἀρξάντων {Ради чести бывших архентов (греч.); ἄδρχω -- начинать; ἄρχομαι -- править. -- Ред.} переведено: чьсти ради наченше^м (л. 40); переводчик не знал различия в употреблении глаголов ἄδρχω и ἄρχομαι. -- На л. 214 (греческий -- стр. 392) ὢρυξαν χεῖράσ μου переведено: пригвоздиша роуце мои, -- очевидно, по догадке о смысле, тогда как это собственно переводится в священном писании: ископаша (Пс. XXII, 6). На следующей странице (393) Πρὶν ίσχυσαί καλειν {Прежде, чем может звать (греч.). -- Ред.} (прежде, чем может) переведено: древле възможе звати... πύργος (turris) {Башня (греч. и лат.). -- Ред.} переведено: ωгнь (л. 29 об.).

Этих примеров, взятых всего из трех или четырех мест, достаточно для того, чтобы убедиться, что язык подлинника не был вполне знаком переводчику. То же самое подтверждают и смешения форм, встречаемые в переводе. Так, ἒσται (будущее время) много раз переводится есть в ущерб смыслу, требующему будущего времени (стр. 43, 392, 393, -- сличи л. 41, 212, 213). Там же, в пророчестве Иакова (стр. 393), ἐπ ἄυτῶ ἒϑνη ἐλπιοῦσιν {На него будут надеяться язычники (греч.). -- Ред.} переводится: нанъ языци оуповаютъ (л. 214); будущее второе принято за настоящее. -- Переводя везде греческий член причастием глагола быть, переводчик не знает употребления его в разделительном смысле, и на л. 49 (стр. 57) τὰ μεν -- τὰ δε {Греческие служебные слова (разделительные). -- Ред.} переводит также: сщаа...

Δημήτηρ {Деметра (греч.). -- Ред.} переводит Димитръ (No 100, л. 40), слова ἐκ μεν Ῥέας, {От Реи (греч.). -- Ред.} смешавши с частицей, пишет ω юкмерья (ibid.). Ζεῦς везде и по-славянски Зевъсъ, Зевесъ, а в косвенных падежах всегда Диоса, Диосово и пр. Аристотель называется Аристпи (л. 41, No 100), и слова подлинника, что начальник героической поэзии -- Гомер, диалектики -- Зенон, реторики Коракс, -- μελισσῶν δε καρπὸν Ἀριστοτὲλης (εφευρε) {Аристотель открыл плоды поэзии (греч.); μελὶσσα -- пчела. -- Ред.} переводятся: бчелныи же плодъ, аристеи (обрелъ), --тогда как μελὶσσα, особенно во множественном числе, значит также -- poeta и здесь, по всей, вероятности, значит, что Аристотель первый открыл словесную науку.

Подобных промахов в переводе чрезвычайно много: они попадаются почти на каждой странице. Кроме незнания переводчика, здесь могло, впрочем, участвовать и то обстоятельство, что у него был плохой список подлинника. Сколько видно из сличения, первая половина перевода, до временника христианских царей, сделана с кодекса той редакции, который указывается г. Муральтом -- в примечаниях к его изданию -- под No V. Начиная же с временника христианских царей славянский перевод начинает сильно розниться от печатного подлинника: малозначительные пропуски и вставки встречаются почти на каждом листе, и, кроме того, есть еще перестановка статей и пропуски довольно значительные. --Едва ли эта часть не ближе к ныне печатаемому греческому тексту в сербском переводе.

Замечательная особенность перевода состоит в его свободе, которая выражается: 1) в переводе многих слов словами соответствующего значения, но уже других корней, различающихся от греческих; 2) в переводе сложных слов целым оборотом речи; 3) в прибавлении частиц, предлогов, союзов, не находящихся в подлиннике; 4) в устройстве отдельных предложений -- несоответственно с греческим текстом. Представляю несколько примеров на все это.

Частица παν в сложении с словами везде, переводится пре, пре (πανϑάομαστος -- предивный, πανσοφὸς -- премоудрый), чего нет ни одного примера в Остромировом Евангелии; ἐν ᾧ {В котором (греч.). -- Ред.} -- идеже (стр. 133, л. 91); ᾠκοδομήσεν {Воздвигнет (греч.). -- Ред.} (стр. 144) (напечатано: ωκοδοδησεν, но это, конечно, опечатка) -- създа; εὖρος -- переведено: толстота, вместо обыкновенного широта (как и в Остромировом Евангелии и в поздней исправленной Библии); σεμνοπρεπός переведено: велелепыи (л. 15, стр. 2); ὑψηγορία -- велеречiе (стр. 1); ἐντετυχηκότες {Встретившиеся, столкнувшиеся (греч.). -- Ред.} -- беседовавше (16), и пр. и пр. Равным образом переводятся иногда названия, сделавшиеся собственными, особенно из мифологии; так, σκύλλα {Сцилла (греч.). -- Ред.} переведено: псыни (стр. 43), а σφίγγας καί τρίτωνας καὶ κενταύρους {Сфинксов, тритонов и кентавров (греч.). -- Ред.} переводчик назвал съръшенъ^м и ωсамъ и строк (No 100 -- строукоу) (стр. 47, л. 41 об.). Так же αἰϑήρ {Воздух (греч.). -- Ред.} в одном месте переведено буквально: блескъ (от αἴϑω -- ardeo, splendeo) {Гореть, блистать (греч. и лат.). -- Ред.} (стр. 42), а в других уже: въздоухъ.

οὐρχνομύστης -- переведено: небесныхъ таинъ обьщьникъ (стр. 70), ἀντιπερῶσι -- бредо^т въспятъ (Увар. ркп. -- опять) (л. 29, стр. 25): διά τὴν ολιγοδεὶαν (стр. 26) -- зане мало в нихъ сладости есть (л. 30); τοῦτους ϑύουσι {Тех в жертву приносят (греч.). -- Ред.} -- теми жертвоу приносятъ (стр. 45, No 100, л. 40).

Прибавление предлогов весьма часто делается: 1) когда славянский глагол имеет сочинение, различающееся от греческого, или 2) когда переводчик не видел зависимости слов в подлиннике. Представляю здесь параллельную выписку греческого текста с славянским переводом; из нее видна будет и та свобода в устройстве предложений и целых периодов, какою пользовался славянский переводчик.

⁴ Многие языческие филологи, логографы, историки, поэты и летописцы, описавшие деяния и речи древних царей и государей и древних философов и ораторов, разглагольствующих в красноречивом пустословии, а иногда -- и характер их гибели из-за хвастливой болтовни и злоупотребления речами, создали неясные и многим совершенно недоступные повествования посредством неумеренного восхваления и шумихи, менее всего заботясь о догматах истины, о правдивости рассказов и о пользе людям (греч.). -- Ред.

Здесь мы видим, что переводчик руководствуется правилами собственного сочинения слов: родительный падеж переводит предложным (с предлогом), винительный с предлогом -- творительным, причастие -- изъявительным наклонением, изменяет связь речи, по произволу вставляя и выпуская союзы (ὄτε, особенно καὶ {Когда... и (греч.). -- Ред.}).

ближе; 2) места философские и догматические вышли в переводе весьма сбивчивы и темны, нередко даже бессмысленны -- потому, конечно, что переводчик не понимал хорошенько этих предметов, а переписчики, еще менее образованные, все более и более искажали первоначальный текст. Я не привожу выписок, а только указываю на перевод учения Платона (стр. 57--64), на рассуждение о женах, помещенное в главе о царствовании Соломона (141--152), на спор Петра с Симоном-волхвом (268--278), на изложение Ариева учения и решений первого Собора (404--408). Перевод здесь даже ближе к подлинному тексту, чем в других местах, -- но при всем том попадаются беспрестанно фразы, лишенные смысла и обнаруживающие полное неведение переводчика, -- вроде знаменитого ирмоса: "любити оубо нам тако безбедно..."

К языку перевода относится также употребление различных слов, взятых из подлинного текста. В этом отношении находим, что в языке славянском того времени было еще мало установившихся терминов. Это видно: 1) из того, что многие слова переведены по-славянски, и те же самые слова в другом месте ставятся в том виде, как они находятся в греческом. Таким образом, в разных местах перевода находим -- философи и любомоудръци, филологи и любословци, историки и абразници, фисиωлогiа и родословiе, дидаскалiа и оучеyiе и т. п., 2) переводятся многие слова, несколько позже вошедшие уже в наш язык в своем подлинном виде. Например: "ποιηταὶ -- теории, χρονογράφοι -- временописци, δόγμα -- преданiе, γεομετρία -- земночьтьство и пр., 3) многие слова не переводятся -- потому, кажется, что не нашлось для них слова на славянском языке. Так, ἀκροτόμους {Обрывистые (греч.). -- Ред.} (134 стр.) -- кротома (л. 91), ἐν χαρτῇ {В хартии, на рукописи (греч.). -- Ред.} -- на хартiю (стр. 13), οεξτιλιοῦ {В августе (греч.). -- Ред.} -- секстилiя месяца (стр. 17), ποδήρη) {Весельный корабль (греч.). -- Ред.} -- подириа (стр. 18), ἀήρ {⁸ Воздух (греч.). -- Ред.} -- аеръ (стр. 21), στοιχεἰα -- cmuxiu, cmoyxiu, κόχλον -- къхлоу (concha) {Раковину (греч. и лат.). -- Ред.} (стр. 21), ἱπποκενταύρος -- ипокентавръ (стр. 43), κνόδαλα (стр. 46) -- кнодалы (дикий зверь), αἰλούρους -- iелоуры (стр. 46) (кошки) и мн. др., 4) некоторые слова переводятся то одним, то другим словом, например: πορφύρα -- пропрда, препрада, багряница, μεγιστάνοι {Знатные (греч.). -- Ред.} -- были и велможи, φαινόμενον -- iвлаемое и видимое, и пр., 5) есть слова, буквально переведенные по этимологическому значению, например: ἐργαστής (носильщик) -- делатель (стр. 131, л. 91), μοσχοποιΐα {Изготовление (золотого) тельца (греч.). -- Ред.} -- телчестворенiе (л. 69), στομολία {Пустословие (греч.). -- Ред.} -- оустобеседiе, и пр., 6) есть несколько случаев, где переводчик как бы не доверяет своему переводу и, поставивши слово подлинника, говорит: рекъше. Так, фисиологiа рекше родословiе (л. 15), макрови, рекъше долгоживъци (л. 29), апии рекъше хроуша (л. 41), и т. п. 

Рассматривая язык перевода независимо от подлинника, находим в нем: 1) смешение форм, 2) непоследовательность, странность и даже дикость словосочинения; 3) несомненные признаки древности в некоторых остатках.

и довольно древнего списка: в ней часто находим формы, более правильные, чем в списке 1456 г., и более соответствующие как самому смыслу речи, так и греческому тексту. Очевидно, что переписчик XVII века не справлялся с греческим текстом, списывая рукопись, и если в его экземпляре сохранился текст более верный и древний, то, значит, у него был под руками список более древний и исправный, чем те, с которых писали в XV веке. Таким образом, сквозь позднейшие наросты можно еще отличить остатки древности, посредством внимательного сличения рукописей. Я сличил их только три и потому не могу положительно утверждать всех своих выводов; надеюсь, однако ж, что многие из них подтвердятся еще лучше дальнейшими сличениями. Новые формы неизбежно являются в рукописи, переходящей в продолжение столетий через много рук и являющейся во множестве списков: ото указывает только на степень ее распространения в читающей массе. Но древним формам трудно зайти в позднейшую рукопись, если их не было в первоначальном оригинале. На эти-то остатки древности языка я считаю нужным указать, не говоря о позднейшем смешении форм и словосочинения, которое ясно всякому при первом же взгляде на перевод и которое достаточно видно даже из описания рукописей, представленного мною выше.

Фонетика. На древность перевода указывает, по моему мнению, самое сохранение ѫ в некоторых словах. Это замечание становится более убедительным при том соображении, что ѫ стоит всегда именно в тех словах, где ему следует быть (бѫдетъ, сѫще, мѫжъ и пр., в одном месте Уваровского списка -- Исаiѫ, вероятно, по причислению имени Исайя к существительным женского рода). -- То же самое может подтвердить и сохранение ъ и ь в тех словах, которые вышли из употребления в последующее время. Например, къхлоу, тръпастъкъ (л. 41), мъжащ (л. 39), тъзочьствiе (л. 21), трьсны (в No 100, а в 1456 г. уже тресни) (л. 25). Конечно, во всех таких словах переписчик оставлял первоначальную форму потому, что боялся изменить правописание слова, которого не понимал. Но и здесь уже выразилось русское влияние, которое, как видно, тоже весьма древне; ъ постоянно заменяется о, а ь -- е, так что даже часто эти гласные ставятся совершенно неуместно, особенно в Уваровском списке, отличающемся промахами всякого рода. Например, слово бъшию пишется в нем: бъшию, бъшью, бошью, бывшiю, точiю; вместо нань встречается: на не, вместо имоущъ -- имоуще, вместо въборзе -- вωбразе и т. п.

Е -- ставится во многих случаях вместо и, вместо ь и после л, р с предыдущею гласной, например: видете (пов<орот> л. 77), бадете, ω,едаше (л. 88,) тема (No 100 -- тима), разоумевъ (прилагательное вместо разоумивъ) (л. 79), древа (No 100, а в 1456 г. дрова), преболе, влечи (впрочем, в этих случаях е редко); в некоторых случаях ставится оно и вместо а -- ωтоуде (л. 91), горчъиши (л. 98, No100), блажее (вместо блажае) (л. 101), ωбладенъ (л. 97, No 100, вместо ωбладанъ, как в 1456 г.).

Ы -- в большей части случаев ставится поело гортанных, особенно в No 100, там, где в Уваровском списке является и. Ы, впрочем, во всех рукописях смешивается с о, когда оно образуется из первоначального ъ. Так постоянное смешение в творительном единственного и дательном множественного прилагательных (ым и ом -- образованы из ъм). То же и в некоторых словах, например: воиноу и выиноу и т. п.

Е во многих окончаниях на -- енье ставится вместо -- анье, так что рукописи разногласят, например: спаденiи (Увар. ркп., л. 101), спаданiи (No 100), приобретенiе (Увар. ркп., л. 98) -- приωбретанiе (No 100), погребенiе (No 100) -- погребанiе (Увар. ркп., л. 105).

ѫ-са и ы, например: iатроба-- вместо ѫтроба (л. 106), тясащъ -- (л. 106 об.) вместо тысащъ. В согласных звуках заметны остатки смягчаемости -- непосредственной и посредственной, -- последней с явными следами русского влияния, т. е. с переходом, почти постоянным во всех рукописях д в ж, m в ч. После губных ставится л, и производные обыкновенно ставятся уже в смягченной форме; только в одном месте стоит во всех рукописях земовластецъ.

2. Грамматика. В отношении к формам склонения нужно заметить как признаки древности: 1) родительный женского рода существительных на iа, а -- землiа, жертвеница (л. 79) и пр.; 2) винительный множественного женского на а, iа -- певица, винъница (л. 94); 3) творительный единственного мужского рода на мь (рядом с формою на мъ); 4) сохранение особенной формы звательного падежа мужского рода. Так, на л. 100, в No 100 стоит лениве (а в 1456 г. уже ленивыи); на л. 106-- Озiе, и пр.; 5) винительный, сходный с именительным в одушевленных предметах, например: родить сынъ, повоевахоу на Израиль и пр.; 6) родительный множественного, сходный с именительным единственного в именах на ъ: например, доухъ, грехъ и пр. В прилагательных обращают на себя внимание остатки различия в склонении определенном и неопределенном, в причастиях же сохранение первоначальной формы без наращения в мужском роде (особенно в No 100) и то же различие определенного и неопределенного склонения, выражающееся особенно часто в дательном падеже, который ставится то емоу, то оу, ю. Есть случаи творительного женского множественного числа на ами, например: заповедьми бж~iами (л. 82). Двойственное число сохранилось почти везде, и почти всегда правильно: брата же бе ста два емоу (л. 213), двема старцема (л. 221), боудета ωачи мои (л. 93), обою родоу ихъ (л. 96) и пр.

В глаголах встречается простая форма прошедшего на ах, рядом с формою на ех (так: беахоу и беша, глаголаша -- глаголахоу (л. 96) в одном и том же месте в двух рукописях)... В 3 л. прошедшего времени единственного и множественного числа нередко прибавляется ть, например, бiашетъ (л. 99), биiахоуть (л. 103); будущее время нередко образуется с помощью глагола имоу. Рядом с распространенной формой встречаются и простейшие: възметься и въземлеться, рехъ и рекохъ и т. п.

В словосочинении замечательно: управление предложное; так, по -- сочиняется с дательным и предложным (по слезамъ многымъ и по въздержании, л. 100); на -- с винительным падежом вместо к (на гневъ подвиже и пр.); ω постоянно стоит, где в греческом ἒκ, ἒξ. {Из (греч.). -- Ред.} Πρός {Многозначный греческий предлог (из, к, у и др.). -- Ред.} греческий большею частию переводится просто дательным падежом, a διά {Через (греч.). -- Ред.} -- творительным. Местного без предлога я не встречал; только в одном месте нашел -- полоунощи (л. {Цифра осталась не вписанной. -- Ред.}).

Дательный самостоятельный встречается беспрестанно. Дательный падеж ставится также часто в тех случаях, где может стоять родительный, например: впасти в роуце б~оу живоу (98), оуставлете всемоу домоу (96), проказъ на челе емоу (л. 105) и пр. Родительный падеж часто ставится при отрицании; отрицание нередко делается двойное, вопреки греческому тексту.

Прилагательные часто заменяются родительным и дательным падежом существительных. Например, целбы недоужныя (1456 г., л. 95), No 100 -- целбы недоугомъ; въ день гневенъ и праваго соуда (л. 78).

В образовании слов замечательно пристрастие к окончанию на ие; оно ставится вместо о и вместо женского а, ь (оуныльcmeie, оубiйствiе, добродетелiе, злобiе; в одном месте (л. 99) стоит даже Василiе, в именительном падеже).

Любопытно также русское отеческое ичъ в приложении к иностранным именам, например: Иоуанъ -- анииничъ (л. 102), седековичемъ (л. 127), Александръ Филиповичъ (л. 131), Зеведековичъ (л. 148) и пр.

времени препятствовал мне свести здесь все отметки, сделанные мною; но если они заслуживают того, чтобы на них обратить внимание, то я готов развить и дополнить все, что здесь представлено в чертах довольно общих и неопределенных.